Леший

«Не той нонче грибник пошёл, норовит всё с корнями выдрать, мусор раскидать, головы с борщевика поскидать — а чаво? Ты сажал их? Прикармливал? Для тебя чтоль красота така посажена была? Хамство сплошное, никакого уважения к старой женщине, её делянкам и как бишь там зовётся это... "Личным наделам", во! Ну таперича-то поглядим, как смело вы сюдой зайдёте по грибы. А у меня тут часовой завёлся, кого хошь отвадит от браконьерства да хулиганства — даже сапог не найдут. Я, этсамое, до сей поры не поняла, чтойта такое вообще. Слыхала я, что у Кощея завёлся такой зверь, а я хуже чтоль? Тем паче, ему он как украшение, а мне — для дела. Вот Сварожич и удружил, да. Он было дело отнекивался, мол, кудой тебе, старая, самоходка такая, да недолго супротивлялся — я ж ему грибочков понанесла, да душистых таких, свежих, ядрёных, он и обомлел, растаял. Никто ещё от моих грибочков не отказывался, они ж на жиже болотной настоены — аж глаза вылазиют. Бабка я старая, да дело-то знаю своё. Ну и вот, создал мне зверя ентого: сталью лязгает, трубами коптит — страх как красиво! То ж мера вынужденная, я-то в ступе раньше облетала окрест, да гоняла грибников ентих... А таперича шо, заказан мне воздух. Негоже, говорят, летать над царскими лесами, дичь разбегается вся. Ну ничаво, мы как-нибудь и на земле справимся. Леший ты мой ненаглядный. Нравится. Страшный он, кривой весь и неказистый — жуть, аж трясёт. Один в один бывший мой. Эх, молодость-молодость...»